Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей

Нежнее нежного

Лицо твоё,

Где римский судия судил чужой народ,

Стоит базилика, и — радостный и первый —

Я ненавижу свет

Однообразных звезд.

Дано мне тело — что мне делать с ним,

Таким единым и таким моим?

Невыразимая печаль

Открыла два огромных глаза, —

Для резиновой калоши

Настоящая беда,

Она еще не родилась,

Она и музыка и слово,

Только детские книги читать,

Только детские думы лелеять,

Я наравне с другими

Хочу тебе служить,

Я изучил науку расставанья

В простоволосых жалобах ночных.

Художник нам изобразил

Глубокий обморок сирени

О свободе небывалой

Сладко думать у свечи.

В Петербурге мы сойдемся снова,

Словно солнце мы похоронили в нем,

Паденье — неизменный спутник страха,

И самый страх есть чувство пустоты.

Сусальным золотом горят

В лесах рождественские елки,

В столице северной томится пыльный тополь,

Запутался в листве прозрачный циферблат,

Я в хоровод теней, топтавших нежный луг,

С певучим именем вмешался,

На бледно-голубой эмали,

Какая мыслима в апреле,

Я вижу каменное небо

Над тусклой паутиной вод.

Ни о чем не нужно говорить,

Ничему не следует учить,

Курицу яйцо учило:

Ты меня не так снесла,

О, как мы любим лицемерить

И забываем без труда